Избирательная кампания Президента Украины 2014 года прохо­дила в обстановке хаоса восточных областей и угрозы россий­ского вмешательства. И в таком восприятии действительности нет преуве­­личения. Логика событий подсказывала, что если Россия оказа­лась способной спровоцировать отделение Крыма, то почему бы ей не применить обкатанную уже модель к промышленным регионам востока страны?

Уже сегодня можно утверждать, что аннексия Крыма превращается в пограничную линию водораздела в истории украинско-российских отношений. Мы реально становимся свидетелями «распада связи времен» между Россией и Украиной, той связи, которая складывалась между людьми столетиями. Возникает угроза того, что большинство украинцев вскоре могут превратиться в недругов России как государства и, не приведи Господь, русских как этноса.

Свидетельство тому – сдвиги в общественном мнении после аннексии Крыма. Если согласно социологическому опросу в феврале 2013 года 85 % украинцев засвидетельствовали свое хорошее отношение к России, то в марте 2014 уже около 47 % были категорически негативно настроены к продолжению каких-либо отношений с ней. Еще более определенное отношение выразили украинцы к политике Владимира Путина: свои голоса «против» российского президента отдали 77 % рес­пондентов. На Западе, Севере и в Центре в его поддержку высказались лишь 3 %. Даже на Юге и Востоке Украины 60 % респондентов относятся к решениям Путина негативно и только 31 % голосов – «за».

Чем дальше продолжалось обострение ситуации на востоке Украины, тем более определенным становилось восприятие украинцами России. В конце апреля 2014 года уже 67,1 % засвидетельствовали, что их отношение к Российской Федерации ухудшилось (2,3 % – улуч­шилось, а у 21,7 % – не изменилось). В региональном аспекте это восприятие ухудшилось у 91,8 % жителей Запада, 82,4 % – Центра, 56,3 % – жителей Юга Украины [1]. Более драматично ситуация сложи­лась в Крыму: здесь идею дружественных взаимоотношений с Россией
в марте 2014 года поддержало 88 % респондентов.

До последнего времени речь пока что не шла о вспышке «антирус­ских» настроений в Украине, а лишь только об ухудшении отношения к реальной политике России. Согласно опросам от 9–16 апреля 2014 года 59 % респондентов все еще считали, что Украина и Россия должны быть независимыми, однако дружественными странами, с откры­тыми грани­цами и без виз. И только 4,8 % – высказались за объединение в одно государство. А еще 5,1 % вообще не ответили на вопрос о желае­мом характере отношений между нашими государствами [2].

Однако в этом пункте уже сказывается проблема асимметричности взаимоотношений между Украиной и Россией. Надолго ли у украинцев останутся надежды на «независимый, но дружественный» характер взаимоотношений между нашими государствами, когда в то же самое время, согласно данным российских опросов, «близко трех четвертей россиян готовы поддержать войну с Украиной, если ее начнет руко­водство России»? [3]. То есть, со стороны и власти, и населения в России царит полное взаимопонимание относительно ввода войск в Украину.

Закономерно возникает вопрос: каковы истоки этого столь тесного взаимопонимания народа и власть имущих России? Все ли дело в харак­тере их отношения к самой Украине? Судя по всему, дело обстоит намного сложней. Так, социологические исследования Левада-Центра (Москва) за 23–26 мая 2014 года определили следующую вереницу «главных врагов» в общественном мнении России: таковыми отныне считаются Соединенные Штаты Америки (69 %), Украина (30 %), Литва (24 %), Латвия (23 %), Эстония (21 %), Грузия (19 %) [4].

То есть, врагами России считается, прежде всего, Америка, которая олицетворяет собой успешный путь модернизации, а также те госу­дарства постсоветского пространства, которые поставили перед собой задачу модернизации на пути евроинтеграции, отказавшись от интегра­ции в рамках Евразийского союза с его идеологией «Русского мира». Именно факт европейской интеграции Украины был воспринят Россией как исторический вызов, который, дескать, заслуживает надлежащего силового наказания.

Чтобы понять причины такой обостренной реакции, следует прибег­нуть к анализу состояния самого российского общества. По мнению руководителя Левада-Центра Льва Гудкова, в России после 1991 года произошла очередная неудачная «абортивная модернизация», которая нанесла огромную моральную травму всему российскому обществу. Модернизация не удалась либо была сорвана, что и вызвало подъем консерватизма во внутриполитической жизни и наращивание агрессив­ности во внешней политике. Причины тому весьма традиционные.
В истории России и раньше были подобные ситуации – возникали альтер­нативные варианты развития, были соответствующие люди, способные реализовать новации, хотя их было явно недостаточно и, как всегда, недоставало демократии (права, свободы, уважения к закону и т. п.).
То есть, речь не идет о случайных эксцессах, а о системных кризисах России последних полутора столетий: «Последствиями потрясений ока­зывалась редукция сложности социальной структуры, реорганизация по упрощенной схеме, принимающей вид “возвращения” к “нацио­нальным традициям”, “особого пути” России. В таких ситуациях прекращались заимствования более развитых и эффективных институ­циональных и культурных форм, шло “восстановление”, “регенерация” гораздо более примитивных или архаических, чаще всего даже вар­варских по своей репрессивности и жестокости типов социальной организации» [5].

А что же российское гражданское общество? Неужели опять «народ безмолвствует»? Действительно, в разных сегментах российского общества постоянно возникают и накапливаются ресурсы, идеи и сти­мулы ограничения всевластия неэффективного государства. Однако эти потенциальные возможности, во-первых, стерилизуются теми, кто обладает монополией на принуждение. А, во-вторых, главное препят­ствие российской модернизации «заключается в самом типе советского или постсоветского человека (Homo soveticus), его базовом недоверии
к миру, в опыте приспособления к насилию, которые делают его неспо­собным к рецепции более сложных моральных представлений и отно­шений, а это значит невозможность институционализации, закрепления новых социальных форм взаимодействия. Специфическая «невме­няе­мость» российского общества объясняет периодически возникающую блокировку модернизации, подавление функциональных императивов, ведущих к усложнению структуры социума» [6].

Конечно же, из этого не следует какая-то предопределенность «зависимости от прошлого пути» в качестве фатальной «судьбы России». Но на сегодняшний день следует признать, что в ослабленном тоталитаризмом постсоветском обществе бюрократия обладает значи­тель­ными преимуществами перед населением, в частности своим умением в области применения простейших политтехнологий тщательно и систематично поддерживать аморфность, неорганизованность осла­бев­шего общества. А это и является основным ресурсом воспроизводства нынешней социально-политической системы в целом.

Все это так, но это касается внутренней политики России, а ведь в нашем случае мы рассматриваем проблему Украины и России через призму феномена Майдана? Дабы не быть обвиненными в каком-то предубеждении к России, обратимся опять к авторитетному мнению Льва Гудкова. Неудачная «абортивная модернизация», по его мнению, провоцирует такой феномен как «доминирование массового завист­ли­вого сознания». Во внутренней политике оно оборачивается не просто систематическим понижением коллективных представлений, подав­ле­нием или стерилизацией ближайших «своих» в социальном плане инно­вационных и мобильных групп, но и общей       тенденцией к социально-политическому консерватизму, поддержкой центральной власти, символи­зи­рующей приоритет коллективных значений над индиви­дуаль­ными и частными. Во внешней политике эта социальная злоба и «зависть, возмущение направлены не только на своих соотечественников, но и на другие страны, с которыми Россия традиционно меряется, в первую очередь Америку», а другим примером может служить «резко нега­тивное отношение к сбежавшим от России бывшим соцстранам и респуб­ликам СССР» [7].

Так что Украина здесь не одинока, просто она оказалась, с одной стороны, наиболее ослабленной предыдущим криминальным режимом, а, с другой стороны – наиболее радикальной и последовательной в выборе пути евроинтеграции. А потому в отношении к Украине ныне наиболее зримо проявляется общая тенденция «социальной зависти», «то своеобразное родство душ верхов и низов, которые образуют морально-политическое единство последних лет, понимание и взаимодействие, взаимопризнание и солидарность власти и населения» России [8].

И печальнее всего, что при власти Януковича российское руко­водство неизменно подчеркивало свои симпатии к «братскому украин­скому народу», а лишь нескольких месяцев спустя, этот же народ вдруг был представлен на Майдане как сборище бандеровцев и экстремистов. И это в то время, когда украинскую границу со стороны России пере­секают бандитские формирования, осуществляется снабжение оружием сепаратистов Юго-Востока Украины. Но при этом общественное мнение России воспринимает это как должное, не чувствуя за собой никакой ответственности за содеянное. И это пришло не сразу, и не вдруг, а является устойчивой тенденцией общественно-политической жизни Российской Федерации: «Население России в абсолютном большинстве своем считает, что оно не может, а поэтому и не должно отвечать или даже думать о своем участии в коллективных преступлениях. Отсутствие морали или, точнее, моральная несостоятельность российского общества оказы­ваются условиями репродукции репрессивных институтов и самого человека мстительно-агрессивного, обиженного, завистливого и вместе с тем – лукавого и пластичного» [9].

Стоит ли удивляться, что вот такая антиукраинская настроенность и вносит соответствующие коррективы в общественное мнение Украины. Дошло до того, что по мере нагнетания обстановки на восточных рубежах Украины, у украинских туроператоров появилась новая проб­лема – «украинцы не хотят отдыхать на одних курортах с россиянами. Продавцы туров отмечают, что стычки между русскими и украинскими туристами на политической почве участились, часто доходит даже до драк». А ведь «раньше наличие русских в отеле волновало европейцев, а не украинцев» [4].

Что ж, приходится только констатировать – дожили!

Но дальше так жить нельзя. Как отметил в своей инаугурационной речи пятый Президент Украины Петр Порошенко, «всенародные выборы Президента поставили жирный крест на мифе о якобы нелегитимности киевской власти. Этот миф посеян и взращен российской пропагандой и кланом Януковича, который предал Донбасс и ограбил его еще в большей степени, чем всю страну». Но народ восстал, а победная Революция достоинства изменила не только власть – иной сделалась страна, иными стали люди. А потому «пришло время неотвратимых поло­­жительных изменений. Чтобы ввести их, нам необходим в первую очередь мир, безопасность и единство». Задача эта первостепенной важности: «Граждане Украины не смогут чувствовать блага мира и безопасности, пока мы не урегулируем наши отношения с Россией» [11].

Мы не ставим перед собой задачу комментировать все 10 тезисов инаугурационной речи Президента Украины. Этот емкий документ требует отдельного глубокого анализа. Отметим лишь то, что реали­за­цию намеченного курса трудно себе представить без надлежащего объяснения всем гражданам Украины сущности планируемых общест­венных преобразований, каждого последующего шага по их реализации, да и, собственно, любого действия правительства – с помощью радио, телевидения, пресс-конференций, публичных дискуссий и т. п. Мы глубоко уверены, что сила сторонников модернизации Украины на пути евроинтеграции заключается не только в глубокой проработке плана реформ, но и в технике его популяризации – предельно демократи­ческой по своей сути и по форме. Следует достичь широкого общественного консенсуса на необходимости «открытия» украинской экономики, ее быст­рого встраивания в мировое хозяйство. Жизнь неоднократно доказывала, что без счастливых и довольных, полностью трудоустроенных людей не будет счастья никому – ни государству, ни капиталу, ни управленцам.

Конечно, существуют разные точки зрения на счет популяризации курса реформ, одобрения его со стороны гражданского общества, круп­ного капитала, а в первую очередь – среднего класса. С одной стороны, по-своему прав лауреат Нобелевской премии Пол Кругман, который настаивает на радикальных мерах, которые не всегда находят отклик среди населения, поскольку, дескать, экономику нельзя рассматривать с точки зрения морали, потому что экономические процессы только на словах управляются и руководствуются моралью. На деле же это не так. Кругман считает, что если хочешь сделать людям хорошо – не надо жалеть их и действовать полумерами. Надо придумывать и пытаться, пытаться делать правильные, а не только моральные вещи [12].

С другой стороны, нельзя не согласиться с Фернандо Энрике Кордозу, блестящим бразильским интеллектуалом, автором более 20 книг, который на посту президента страны (1994–2002 гг.) вывел Бразилию в разряд полупериферии капиталистической мир-системы, заставив мир говорить о «бразильской модели». Свое видение проблемы он излагает таким образом: «В свое время мне пришлось долго убеждать коллег-экономистов в правильности моего решения. Многие из них считали его пагубным и говорили, что нельзя заставить народ принять заведомо непопулярные меры, невозможно растолковать суть сложной и комп­лекс­ной реформы большинству населения. Но я настоял на своем и не ошибся. Метод, который мы применили, я называю “демократической педа­го­гикой” и по сегодняшний день верю в его эффективность. Исключи­тельно важно не бояться снова и снова объяснять народу свою политику… Это, разумеется, нелегко сделать, но никогда нельзя оставлять попытки привлечь избирателя на свою сторону. Сам я остаюсь после­до­вательным демократом и не сомневаюсь: если вы готовы предоставлять своему народу всю возможную информацию и убеждать его в своей правоте всеми доступными вам методами, к вам рано или поздно придет успех. Если же вы считаете, что люди не способны понять вас и ими следует манипулировать ради принятия правильных решений, то это – начало боль­ших неприятностей. Да вы и не добьетесь ничего такими методами – конечно, если мы говорим об открытом обществе» (курсив наш. – Авт.) [13].

К сожалению, мы зачастую не используем знания, которыми обла­даем, поскольку слишком многие люди, облеченные властью, – поли­тики, государственные чиновники, а также более многочисленный класс говорящих и пишущих, формирующих общественное мнение, по разным причинам предпочитают забыть уроки истории. А уж тем более умуд­ряются игнорировать и выводы нескольких поколений историков, эконо­мистов, социологов, политологов, предпочитая заменить давшиеся боль­шим трудом познания идеологически и политически удобными предубеждениями. Но подобные идеологические барьеры необходимо преодолевать. А это и есть обязанность представителей науки и образо­вания, всех тех, кто имеет влияние на общественность, чтобы ускорить этот процесс и оказать помощь гражданам Украины в осознании себя украинской нацией, уверенной в своем европейском выборе.

На решение этих первоочередных задач и нацелена представленная читателю книга.